Валентина Васильевна Грушнёва

Я родилась 3 июня 1939 года в городе Ленинграде. Родители мои жили в Ленинграде, у мамы это был второй брак, а папа был очень молодым, ему было 19 лет. У мамы было двое уже больших детей от первого брака. Мама меня родила в 45 лет и умерла, когда мне исполнилось 9 месяцев в марте 1940 года от туберкулеза (горловая чахотка). Она работала  на военном заводе телефонисткой. У меня осталась единственная фотография мамы. Когда началась война, мне было 2 годика. Отец  работал  тоже на военном заводе имени Чкалова, завод был эвакуирован в Новосибирск. Сводная сестра Надя ушла на фронт как медсестра, а брат Коля  воевал в морфлоте. Меня хотели отдать в приют, но потом забрала бабушка по отцовской линии в Плюсский район, деревня Милютино. У бабушки с дедом было 12 детей, 9 из них погибли во время войны, остался мой отец и еще 2 его сестры, одну сестру угнали немцы в Германию, позже она вернулась домой. А дедушка умер еще до войны, был очень хорошим хозяином, валял валенки. У него было 17 ремесленников, был зажиточный, умер от мыльного камня. Деревня Милютино стояла на дороге смерти от Пскова до Ленинграда. Бабушка меня всю войну носила в рюкзаке за спиной, тем самым прятала меня от немцев. У нас был очень красивый и добротный дом в деревне, поэтому немцы его облюбовали и устроили у нас в доме немецкий штаб. Нас из дома выгнали, скотину всю зарезали и съели. Жили в окопах, немцы в дом не пускали. Там было много семей с детьми, дети очень болели, часто умирали, бабушка меня очень берегла и выхаживала. Конечно, не все немцы были плохими и жестокими. Я, маленькая, болела туберкулезом, видно от мамы передалось, так немец меня лечил, угощал шоколадками и даже подарил куколку. Но в дом не пускали, наверное, им было запрещено. В лесу были партизаны, нам самим нечего было есть, но по возможности и их подкармливали, а то и носочки им какие дадим. Но было очень опасно. Боялись и своих, которые прислуживали немцам. Бабушка закопала свое имущество в землю, так все делали в деревне, были ложки серебренные, разная посуда и швейная машинка, но наши, кто прислуживал немцам, все это откапали и забрали себе. Когда наступала Красная Армия, шли очень жестокие бои, нас часто бомбили. Один раз снаряд залетел к нам во двор, но не разорвался, бабушка сказала, что это я спасла всех, потому что была ребенком, и он не должен был разорваться. Бабушка, наверное, и молилась, она была верующим человеком. Когда немцы уходили, дом подожгли. Плюсса была освобождена в 1943 году.

Когда закончилась война, мне было 6 лет. Дом был сожжён. Пришлось жить под яблонями на соломе, натягивали крышу из старой резины и делали пологи для того, чтобы спать. Никто с войны не вернулся, мы были с бабушкой вдвоем. Потом мы вместе пошли работать в колхоз: я пасла коров, телят, свиней, а бабушка работала в полеводстве, я помогала ей сажать капусту. Пахали землю тогда на коровах. Вспоминаю, как пасла свиней, варила для них кашу. А когда пасла лошадей, ночью заснула, и они ушли на колхозное поле. Я была маленькая и меня не наказали за это. За то, что я пасла телят, мне дали часики, я была очень этому рада. За трудодни нам дали водогрейку. Это небольшой домик, где в колхозе варили для скота еду. Мы ее разобрали и до зимы перевезли на место своего сгоревшего дома, сомшили, и получился маленький домик. Там была небольшая печка, кровать да стол, так моя бабушка и прожила всю жизнь в этом домике. Нам помогали мужчины из колхоза перевозить эту водогрейку, самим было бы не справиться. Жили с бабушкой, растили клубнику, картошку, огурцы. Свой огород обрабатывали лошадью, у бабушки было 36 соток. Был большой яблоневый сад. Ездили продавать урожай в Ленинград на кузнечный рынок, чтобы заработать хоть какие- то денежки и как то выжить в послевоенное время. Всегда бабушка старалась вырастить поросенка, коза была, собирали картошку на полях, только весной, при Сталине осенью было запрещено собирать. Бабушка хорошо готовила, старалась меня подкормить. Бабушка ходила в церковь, всегда молилась, особенно Пасху праздновали, красили яйца, делали творожную пасху, пекли пироги. Одежды совсем не было, погиб парень в деревне, и мне от него достались ботинки 42 размера, они мне были большие, вот так и одевались. Игрушек было во время войны мало, поэтому делали кукол из тряпья и набивали золой. Пенсию бабушка за меня не получала, только за себя стала получать 12 рублей, потом добавили, и она стала получать 24 рубля.

В 1947 году приехал отец, он работал в Новосибирске на заводе токарем. Там он уже успел жениться, и увез меня к себе. У него родился ребенок, меня забрали для того, чтобы его нянчить. С мачехой отношения мои сложились плохо, очень была суровая, такая рыжая сибирячка. Я писала бабушке, просила меня забрать, но письма до бабушки не доходили. Я их кидала в почтовый ящик, была маленькая и глупая, не знала, что они попадали в руки к мачехе, она их читала и еще меня наказывала за то, что я пишу бабушке. Так я прожила с мачехой 4 года, помогала ей нянчиться с ребенком, так как она занималась ришелье, а потом его продавала. Она была очень рукодельная. Мне особого внимания никто не уделял, часто была голодная, не ходила в школу, съедали вши, не было мыла, вообще в Сибири был страшный голод после войны, я это все понимала, что лишний рот. Когда жила с бабушкой у нас хоть коза была и свой огород. Потом соседка меня научила, что напиши бабушке письмо и отправь, чтоб не знала мачеха, не клади в ящик. Я написала бабушке: «Если ты меня не заберешь, я кинусь под поезд». И, конечно, письмо до бабушки дошло, и она меня забрала. Меня посадили в поезд в Новосибирске, он шел суток пять, в дорогу дали один батон. Хорошо добрые люди подкармливали меня в поезде, даже штаны у меня были рваные, там ехала семейная пара, и они мне на станции купили новые штаны, вот так и доехала.

Приехала к бабушке и сразу пошла в школу. Школа была рядом с церковью, учебники давали бесплатно тогда, были прописи тоже бесплатные, а вот надеть было нечего. Так я закончила 7 классов. Выпускать раньше из колхоза не хотели, но так как отец мой жил в Новосибирске, я достала справку, что поеду к нему. В Печорах жила родная сестра отца, и она меня позвала к себе. Так я оказалась в Печорах в 1956 году. Мне было 17 лет, и меня взяли на молокозавод. Не очень хотели брать, поскольку я была еще очень молодая, но я умела хорошо управлять лошадью и возила лед на молокозавод, его кололи на реке, потом обсыпали опилками и перекладывали молочную продукцию. Помогала также на заводе делать творог, мороженое и другую продукцию, возила в бочках масло в Паниковичи. Я была очень худенькая, так женщины подкармливали меня сливками. Я жила у тетки, пока она была одинокая. Когда умер отец, мне даже не сообщили, ведь у меня там 2 брата и сестра по отцу. Отец не очень хотел знаться, но когда ему надо было получить четырехкомнатную квартиру, то свидетельство о рождении попросил у меня. Бабушка моя дожила до 89 лет, ее звали Мария. Вспоминаю, когда я уже жила в Печорах, бабушка часто нас навещала, привозила мясо, особенно помнится кусок мяса, запеченный в тесте. И мы очень часто ее навещали, когда она еще жила в Плюссе, у меня уже был сын Саша, мы с мужем ездили на мотоцикле с коляской к ней, помогали ей по хозяйству. А потом бабушку забрала к себе, она заболела раком и умерла уже в Печорах. Ее домик в деревне сгорел потом, часто с сыном езжу туда, но все уже заросло и очень тяжело вспоминать. Также похоронила тетку, они здесь на кладбище в Печорах похоронены, могилки у меня всегда в порядке. А тетка, которая в Германии была, вернулась, вышла замуж за Прохорова, он был без ноги, родила сына Витю и вскоре умерла от внематочной беременности. И бабушка, когда ещё жила в Плюссе, воспитывала и внука Витю. К сожаленью, он очень пил и умер.

Потом я стала работать на трикотажной фабрике. Большое спасибо Валентине Порфильевне Чернышовой, она была дружна с директором Калашниковым и помогла мне устроиться на фабрику. В те годы она еще находилась около аптеки. Калашников не хотел брать, потому что мне, как несовершеннолетней, можно было работать только 7 часов, а ему было это не выгодно. Но я справлялась, и даже получила грамоту к 8 марта. Моей наставницей была Булкина Екатерина и Петров Алексей Никитич. Потом я была даже мастером швейного цеха, в котором было человек 60. Цех работал в две смены, нам с мужем приходилось работать по очереди, потому что надо было смотреть за сыном. Но так случилось, что у меня обнаружили в груди опухоль. Я поехала в Тарту на операцию, и поэтому пришлось сдать цех. Но все равно я отработала 43 года на фабрике, и когда начался развал, смотреть на все это было очень тяжело. Но я вспоминаю, что были очень хорошие времена, директор Калашников был очень хорошим человеком. Даже после того как фабрика перестала существовать, иду и душа болит. Все растащили, сдали на металлолом, а какие были швейные машины. Просто очень и очень больно об этом вспоминать. Если фабрика была бы до сих пор, может и я работала бы, хоть убирала бы. Жилье на улице Военной мне помогла отстоять Чернышова Валентина Порфильевна, так как моя тетка к этому времени уже вышла замуж, и уехала жить на улицу Свобода, я осталась одна. Она написала письмо самой Фурцевой, чтоб оставить за мной это жилье, и пришел положительный ответ. Меня вызвали в райисполком и выписали ордер, так я осталась жить на улице Военной. Нужны были дрова, и одна женщина сказала, что у меня деверь может помочь с заготовкой дров, так я познакомилась со своим мужем Василием, он приходил, помогал мне по хозяйству, начали встречаться. Приезжали его сестры из Эстонии, у меня борщ наварен, я всем понравилась, так мы и поженились. Его прописали у меня. Родился сын Александр, потом нам дали жилье на Псковской улице, мы там прожили 30 лет. А потом получили жилье от фабрики на улице Вокзальной. Вот здесь и живу.

Фотографии и документы