Вера Сергеевна Яр

Я родилась 11 октября 1932 года в Карамышевском районе, это теперь Псковский. Окончила первый класс как раз до войны, в сорок первом году. Мама работала на почте, а отец работал лесником или лесничим… я не знаю. У нас все документы погибли, поэтому я не могу точно ничего сказать. Мне было восемь лет тогда.

Мы были у тётки. Какой это день был, то ли 22-ое, то ли 23-е… Я помню, мы, дети, проснулись от крика, стонов и причитаний. Видимо, объявили войну, и через два дня начался призыв, забирали всех мужчин. Их на лошадях увозили в Дно или Псков, а женщины плакали. Вот от этого плача я и проснулась. Так мне запомнилось начало войны.

Наша семья состояла из четырёх человек: мама, папа я и старший брат. Через сколько дней после начала мобилизации папу призвали, и мы его провожали. Через какое-то поле шли и там распрощались. Конечно, мама плакала… Мы, дети, я бы не сказала, что плакали, кричали. Мы не понимали… Папа просто уходит на войну. Потом мы как-то шли по этому месту с братом, и он спросил: «Вера, помнишь, мы на этой горке прощались с папой?»

Мы немножечко побыли в деревне, но поскольку мама была коммунистом, ей нужно было уезжать. Стали готовиться к эвакуации. Мы с мамой и ещё учительница с двумя детьми - семья военного на маленькой телеге поехали в сторону Дно, потому что там формировался поезд для эвакуированных. Но, не доезжая Дно, началась стрельба, видимо фронт приближался. Мы прятались в каком-то болоте. Потом вещи все оставили, взяли только документы и бежали до станции Дно, а там сели на открытые платформы. Вот это я помню. Нам с братом Володей было очень жаль чёрного чемоданчика. В нём лежали копеечки, которые нам давали. Нам было не жалко вещей, мы же тогда не понимали. А вот копеечек было очень жалко.

Сколько мы отъехали от станции Дно - не знаю. Налетели фашистские самолёты, начали бомбить эшелон. Поезд остановился, все спрыгнули с платформ и побежали. Мама крепко прижала с одной стороны меня, с другой стороны Володю. Глядя на неё, женщина, которая с нами ехала, сделала то же самое… умирать - так вместе. И мы остались на этой платформе. Кончилась бомбёжка, в наш состав снаряды не попали. Поезд дал гудок и пошёл, и многие не успели вскочить, кто-то остался там. Крики, слёзы… до сих пор у меня в ушах. Вот этот ужас мне запомнился.

Приехали мы в Боровичи. В Боровичах, видимо, всех эвакуированных расформировали. Маму направили в Опеченский Посад, Новгородской области. Там мы и жили в Опеченском Посаде…

Я там училась второй и третий класс. Мама работала при госпитале или больницах… я так думаю, что по хозяйственной части, видимо завхозом. Жизнь была тяжёлая, голодная. Только карточки, больше ничего не было. Как-то жили, все жили, учились.

Нас, школьников, как я помню, отправляли в колхозы. Мы картошку там собирали, колоски. И колоски… мы даже зернышко боялись съесть! Столько патриотизма было, ведь это всё идёт для фронта!

Я не помню, особо, какие игры у нас были. А вот в войну играли! Помню только, что никто не хотел быть немцами. Никто не хотел. И самое увлекательное для нас было, когда мы все собирались, то придумывали смерть Гитлеру. Кто лучше придумает, тот был самый лучший у нас. Чего мы только не придумывали! Мы не были агрессивными по натуре, но к этому человеку у всех была лютая ненависть!

Приходили письма, приходили похоронки. Всё это было на наших глазах. Кто-то плачет, у кого-то отец погиб, у кого-то брат…

Я не знаю, как маме удавалось готовить из чего-то пищу… Траву собирали, потом мама раскопала гору. На горке картошку посадили. Мама нашла заброшенный сарай, где раньше стоял скот. Оттуда брали землю, чтобы картошка росла лучше. Мама крестьянка была. Мы не шиковали, но с голоду не пухли. Хотя есть всегда хотелось.

В Опеченском Посаде были организованы тимуровские команды, и в них мы все дети были. Вот что мне запомнилось. Пришла я в один дом – там бабушка. Для меня она тогда казалась бабушкой, а может быть и не очень старая была, не знаю. Я схватили ведро, мол, мы тимуровцы! Надо было показать своё… А она мне: «Доченька, ни в коем случае не бери тяжёлое ведро, вот тебе бидончик. Ты лучше два раза сходи». По головке тебя погладит. Кусочек хлеба дадут потом. И такое было. Женщины нас берегли, понимали. Воду мы им носили, дрова. «Зачем ты носишь сразу пять полешек, - скажет, - ты по два полешечка носи, лучше два раза сходи». Запомнила только, что воду носили и дрова, приносили колотые полешечки. Может быть, кто постарше копали огороды, а мне не приходилось.

У нас ничего не было, кроме ложки и железной кружки. Из одежды было только то, что на себе и всё. Но для эвакуированных было всё достаточно хорошо организовано. Люди нас принимали. Возможно, что-то и из вещей давали. Мама моя умела себя преподнести. Она была высокая, стройная, красивая. Хорошо с людьми ладила, везде нужна была. Может быть, поэтому мы прижились в тех краях.

Помню, мама мне шапочку связала с шариками. Где она только нитки нашла? А мы зимой со школы шли, катались и шарики оторвались. Я домой боялась идти, шапка-то новая.

Мы два года там прожили. Иногда был слышен фронт, канонада. Один бой, видимо, был такой сильный, что всю ночь гремело, стол даже ходил. Матери дома не было, она почти всё время день и ночь работала. Мы под столом всю ночь просидели. Брат после этого чуть заикаться стал, испуг у него был сильный.

В школе требовали, чтобы галстук был ровный. Мы галстуки не гладили, а сворачивали трубочкой. И один раз я пришла в школу, а галстук у меня трубочкой… Учительница мне сказала: «Почему пришла в таком галстуке?» Меня в третьем классе трясли за этот галстук.

У маминой сестры муж был на фронте командиром. Она жила в Кировской области. Мама с ней связалась, и мы уехали в Кировскую область в сорок третьем году. В Кирове маму послали в самый дальний район - Мурашинский. Там, конечно, о войне знали. Но такого голода уже не было. Колхозы были, свои хозяйства были. Ничего не разрушено, бомбежки в тайге не было. Там в лесах было очень много грибов и ягод. До сих пор я ягодник, грибник. Я в лес прихожу, как в свою стихию.

Там я пошла в школу. Но четвёртый класс не окончила, потому что освободили Карамышево. Псков ещё не освободили, но маме сразу пришли документы, нужно было срочно выезжать на свою территорию. Возвращаться, чтобы восстанавливать. Мы доехали от Дно, до разъезда Вешки. А дальше с детьми нельзя – прифронтовая полоса. Но поскольку мама все места знала, мы проходили тропами, чтобы дойти до Карамышево. А на поезде уже нельзя было ехать. Добрались до села Карамышево, там рядом деревня Пикалиха, где папины родители жили. Вся деревня Пикалиха была выжжена. 180 человек заживо сожжено, в том числе мой дедушка, моя бабушка, тётя, младшая папина сестра и моя первая учительница, Прасковья Тимофеевна… фамилию не знаю, её имя запомнила. Все сожжены. Из всей деревни осталась только дедушкина баня. Она была в стороне, рядом с прудом и мы там в этой бане стали жить. Это сорок четвертый год был, март месяц.

Четвёртый класс я не окончила, но документы мне все дали. Мама работала в Карамышеве по восстановлению промышленных предприятий. Помню молокозавод, и вот почему помню. Моя сестра, мамина двоюродная племянница, уже потом, когда мамы не было, рассказывала, что, якобы, когда она приходила на молокозавод к маме, а сама она работала в райкоме комсомола, партизанка была, мама так тихонечко здоровается и кусочек масла даёт в пясточке. Сестра мне рассказывала, что мама говорила тихонечко: «Ешь пока ты здесь сидишь, а выносить нельзя».

Псков только освободили. В Пскове жили родители этой сестры, и я в девятую школу пошла уже в Пскове. А до этого мы в Псков ходили с сестрой, туда ещё не пускали с детьми. Но её, как партизанку, пропустили, и меня с ней. Первый раз, когда шла по Пскову… у меня до сих пор эта картина перед глазами стоит: здесь угла дома не было, здесь крыши… развалины… Фотоаппаратов тогда особо не было. Всё бы это снять.

Мы стали жить на Плехановском посаде, рядом с домом-музеем В. И. Ленина, квартира была на втором этаже. Я стала учиться в девятой школе. Ходили, видимо, в третью смену, уже вечером. В первую смену ходила двенадцатая школа, это из района хлебокомбината. Во вторую смену ходила восьмая школа, рядом с Домом Советов. А мы ходили в третью, поскольку мы там рядом были. Заканчивались уроки уже где-то часов в одиннадцать, в двенадцатом.

Когда приехали в Псков, мама узнала, что папа погиб. Все его родственники: дедушка, бабушка были сожжены заживо. Папина сестра, тётя моя, с односельчанами укрылись в лесу, а их деревня тоже была сожжена. Младшая сестра осталась дома, так её пристрелили и тоже сожгли.

В свободное от учёбы время мы занимались расчисткой Пскова. Кутузовский сад, рядом с Пушкинским театром, Анастасиевский, там, где храм, всё это нашими детскими руками расчищено было. Кусты там сажали. Организовывались субботники. Железный лом собирали. И в Опеченском тоже, как сейчас помню лозунг: «Лом железный собираем для мартена и вагранки, чтобы вражеские танки превратить в железный лом!»

В советские времена проводилась большая патриотическая работа с детьми. Мы на экскурсии ездили. В Самолву, на место Чудской битвы Александра Невского. Помню, нас возили в Карамышевский район, куда-то к Большому Загорью. Там в лесу была база партизанская, землянки были целы. Это было в 1944 году. Я запомнила, что там еще был труп убитого немца около железной дороги, лежал еще неубранный. Он до сих пор у меня в глазах. Офицер какой-то.

В январе сорок пятого года умерла мама. Она была в командировке в Карамышеве, простудилась. Я даже не знала. Меня из школы привезли прямо к гробу. И тут моя жизнь кончилась. Ещё война не закончилась, но жизнь моя почти кончилась. В детский дом меня не отдали, тётка оставила жить у себя. А брата отправили в детский дом в Карамышево.

Когда мама была жива, я в Пскове в музыкальную школу ходила, прекрасно играла на гитаре. В школе училась на «отлично». Всегда в самодеятельности участвовала, стихи читала, плясала, запевала была. Мы много концертов давали в Доме офицеров, там госпиталь был. Мне один раз единственной из всех подарили две тетради в линеечку, чистые, а то мы писали на газетах. Одна чистая тетрадь была пополам разделена. Одна – контрольная по арифметике, вторая – контрольная по русскому.

Когда мамы не стало, в музыкальную школу я уже не смогла ходить. Приходилось помогать тёте: мыть, убирать, в поле ходить, коров доить. Корову нужно было гонять через Черёху за Любятово. Обычно, моей обязанностью было пригонять её вечером домой. Помню такой случай. Поссорились мы с мальчишками. Мальчишки говорят: «Ну ладно, завтра пойдёшь поздно, мы тебе вот!» - и погрозили кулаком. Иду, значит, думаю, сейчас мне попадёт. А оказывается, накануне этот мальчик взорвался, они какой-то снаряд нашли…

Что интересно, физкультурой занимались. Всё это было во время войны. Военное дело проходили. Помню, разбирали винтовку, штык надо было поставить.

В классе было много переростков. Я самая младшая была. Потому что я всю войну училась, а многие же в оккупации четыре года не учились. Если мне было десять-одиннадцать лет, то им было по пятнадцать лет. Поскольку я была активной, то меня не обижали, наоборот. Когда мама умерла, как рассказывали, весь класс замер. Ко мне потом все хорошо относились. Помню, ребята копеек собрали, альбом мне подарили. Тогда в альбом записывали всякие стихи, пожелания. Доброта у ребят была.

День Победы помню. Но день Победы - так сказали - 2-го мая. Мы все сорвались с уроков. Бежали по Крестьянской улице, теперь она, по-моему, Льва Толстого, прямая на Комиссаровский переулок. Сказали, что там будет митинг, потому что Дом Союзов был ещё заминирован. Бежали, через стену сигали! Я потом уже ходила и думала, как мы все через эту стену сигали? Видимо, друг на друга взбирались, или ещё как-то, но мы стену не обходили. Через Летний сад, и через эту стену. Пришли, там ничего не было. А потом уже 9-го мая был митинг. Но для нас 2-го мая было торжество, мы ходили и пели. Кричали: «Ура!» Дети есть дети. Это радость была. На уроках потом помню, что была радость у всех. Вот это день Победы!

Несмотря на сложные семейные условия, училась я всегда хорошо, пела, везде запевалой была, прекрасно играла в шахматы, даже взрослых обыгрывала. Успешно окончила семь классов.

Мама мечтала, чтобы я была врачом. Но какой врач после семи классов. А продолжать учёбу в школе не было возможности. Я хотела пойти в педагогический техникум, но родственники настояли на сельскохозяйственном. Так я окончила Псковский сельскохозяйственный техникум, получила образование агронома. Жизненные условия были трудными: жила я на одну стипендию, мне никто не помогал.

Перед нашим поколением ставилась задача – построение коммунизма в стране. Поэтому нужно было учиться быть сознательными, активными борцами за процветание Родины. Были созданы кружки марксизма-ленинизма, которые были обязаны посещать комсомольцы. И ничего в этом учении плохого не было. В своём учении К. Маркс обосновывает права работников требовать справедливого раздела прибавочного продукта, создаваемого их трудом. Молодёжь, и прежде всего комсомольцы, направлялись на ударные стройки, на восстановление разрушенной страны во время Великой Отечественной войны. Были бесконечные субботники, воскресники, и всё это воспринималось как должное.

После окончания Псковского сельхозтехникума меня направили в город Печоры в отдел сельского хозяйства агрономом по пропаганде. А перед выпускными экзаменами наш курс написал заявление о том, чтобы направить нас в Приморский край на его восстановление. Тогда правительство страны призывало к этому комсомольцев. Нам из Псковского облисполкома ответили, что специалисты нужны в Псковской области. Итак, в 1950 году я приехала в город Печоры. В Печорском районе только закончилась коллективизация, кадров не хватало. В связи с этим ставится задача массовой учёбы колхозных кадров. В колхозах организуются курсы по изучению агротехники полеводства, организации звеньев по выращиванию полевых культур. Особое внимание уделяется звеньям по выращиванию льна. Эта культура давала основной денежный доход колхозам. Вводятся севообороты, заключаются договора на обработку земли с МТС. В то время считали, что пахота трактором разрушает структуру почвы, поэтому не хотели пахать тракторами. Надо было долго уговаривать правление колхоза, чтобы хотя бы для опыта вспахать 20-30 га трактором. Я ездила по колхозам два раза в месяц проводить занятия. Рассказывала, как выращивать новые культуры, читала лекции по выращиванию льна и других культур.

Приезжали корреспонденты из «Комсомольской правды», со мной разговаривали. Их всё интересовало: как организуются колхозы, какие новые технологии используются. Меня наградили грамотой Обкома комсомола за пропаганду сельскохозяйственных знаний.

Когда я приехала в Печорский район, здесь почти в каждой деревне был колхоз. 168 колхозов у нас в районе было. За мной был Печковский сельсовет, Сеннской сельсовет и Ивано-Болотинский, вот это была вся моя территория. Всю прошла пешком. Только в 1953 году купили велосипеды.

Для жителей села многое, чему я учила, было в новинку. Иногда трудно было объяснять. Нужно было во многом помогать. Семенные участки отводили, сортовыми семенами занимались, вводили севообороты. Всё это было новое.

Во всей этой работе принимали участие комсомольцы, как в то время говорили, авангард молодёжи. Комсомольцы занимались оформлением стенгазет, создавались агитбригады по разъяснению постановлений партии и правительства, проводили читки статей из газет прямо на полях, в бригадах, клубах. Принимали участие в проводимых мероприятиях и кампаниях таких как: подписка на займы, выборы в районный и местные сельсоветы депутатов, организации различных слётов, сельскохозяйственных выставок, спортивных мероприятий. Многие наши комсомольцы были награждены Почётными грамотами, их портреты заносились на районную Доску почёта, выдвигались и избирались депутатами районного и сельских советов. Лично я, как комсомолка, была избрана депутатом райсовета в 1957 году и до 1989 года была им бессменно. Многие комсомольцы района были награждены правительственными наградами. В 1957 году группа комсомольцев от Печорского района была направлена в Москву для участия в первой Олимпиаде.

В Печорах мне, как молодому специалисту, дали жильё на улице Псковской, дом № 32. А первое время жила в гостинице на улице Веровской. Брат купил мне сапоги. Его из детского дома направили в ремесленное фабрично-заводское училище в Кандалакше, так он там и остался. Мы с ним никогда друг друга не теряли, и он к нам приезжал потом, и мы к нему ездили. И ведь тогда у него и денег-то особых не было, на последние копейки мне сапоги купил. Считал, что старший брат должен помогать. А на подъёмные, что я получила, купила себе два метра материала, сестра сшила мне пальто. Я приехала в город Печоры более-менее прилично одетая: пальто и сапоги русские. Тогда они только в моду входили.

Приглашали меня работать и в редакцию газеты «Печорская правда» в сельскохозяйственный отдел. Но я стала работать в плановом отделе райисполкома. С 1956 года назначили начальником отдела. Я всегда работала ответственно. Если поручат какое-то дело, а я не знаю хорошо этого дела, то я день и ночь сидела, литературу всю штудировала, чтобы во всём разобраться, чтобы если предприятия проверять, все термины знать, и не показать, что ты пришёл на проверку, а сам ничего не понимаешь. Поэтому очень много приходилось работать.

Я вела очень много общественной работы. 13 лет была председателем райкома профсоюза госучреждений Печорского района, объединяющих 17 местных комитетов на общественных началах. У меня есть грамота Обкома профсоюза. Однажды мне пришлось выступать в Таллине. Поехали туда на семинар Северо-Запада. Никто не предупредил, что мне нужно будет выступать. И я там выступила, и сказала всё, как есть. Что у нас в сельских Советах даже лошадей нет, люди пешком ходят в сельские Советы. Арифмометры самое большое, а то счёты. Что на 80 человек дают одну путёвку в санаторий. А председатель профсоюза из Москвы говорит: «Ну, вы-то себе берёте?» Я говорю: «Знаете, я с 1947 года член профсоюза, (а это был, наверно, конец семидесятых) но до сих пор ещё не знаю, что это такое». Он как сидел, встал и сказал: «Дайте ей путёвку». Никогда этого не забуду . Мне через месяц дали путёвку. Я первый раз была в санатории. После этого выступления ко мне подходили латыши и эстонцы: «Зачем вы так выступали, вас же с работы снимут». А я говорю, что я и хочу, чтобы меня сняли, я на общественных началах работаю. Как? Они все там за деньги работали. А мы работали на общественных началах.

В Обществе «Знание» у меня тоже Всесоюзная грамота. Грамота Комитета народного контроля. Ещё я отличник гражданской обороны, потому что я была начальником материально-технического снабжения гражданской обороны на общественных началах. Из Ленинградского военного округа приехал проверяющий. Нас собрали в зале райисполкома. Проверяющий одного поднимает, второго, дошла очередь до меня. Я встала, отчиталась. Он: «Вот, мужики, учитесь, как надо докладывать». Потом надо мной долго мужики подтрунивали.

По гражданской обороне проводились учения. Эвакуация Псковского Машзавода в Печорский район. Завод был огромный. Надо было всех людей принять, разместить. На мне было материально-техническое снабжение, но мне поручили и эвакуацию. В Новом Изборске надо было всех принимать, целый поезд приехал. Нужно было точно рассчитать, сколько необходимо телег, сколько машин. Людей надо было отвезти в Речки и в Тешевицы, т.е. не оставлять в Новом Изборске, а разместить по этим деревням. Мне запомнилось, что никто не хотел на машине ехать, все рабочие хотели ехать на телегах.

Мой трудовой стаж сорок два года. Я сразу ушла на пенсию. Очень устала, столько у меня было работы! Однажды сказала Грибкову: «Григорий Федотович, это ж не моя работа, не моя. Что ж всё поручаете мне?» А он: «Вера Сергеевна, а кому я поручу?» Если отказывалась от чего-то, потому что сил уже на всё не хватало, людям казалось, что я зазналась, не хочу помогать. И я уже поняла: нужно уходить. Меня хотели в область перевести, и квартиру давали рядом с Пушкинским театром, там дом был построен для работников обкома партии. А я отказалась. Думаю, если я здесь так вкалываю, то там тоже не на рядовую брали, а заведующей отделом. Все посмеивались надо мной. Начальник говорил: «Люди сами к нам просятся, Вы - единственный человек, который отказывается».

Я не скажу, что мне в жизни легко было. Тяжело было, но, наверное, такой уж у меня характер: пересолю, но выхлебаю. Мне даже знакомые говорили. Знаем, что тебе плохо, но вида не покажешь. Не покажу!

Родственники у нас очень дружные были. За некоторым исключением. Особенно сёстры. Мне их теперь не хватает очень… Весёлые были. Песни пели. Бывало, как приедем к ним в деревню, вся деревня собиралась. Пока с поезда шли три километра, песню пели: «Шёл отряд по берегу». Зина услышит, скажет: «О, мои идут!»

До сих пор я тружусь в экскурсионном бюро.

Награждена медалью «За трудовую доблесть», имею орден Знак Почёта, звание заслуженного экономиста, звание «Отличник гражданской обороны», «Отличник социалистического труда». Я никогда не заносилась и наград никогда не надевала.

Жизнь была очень насыщенная. Время было такое. Книга новая вышла, если ты ее не прочитал ты какой-то не такой, не от мира сего. Ты обязательно должен прочитать.

Старости не бойтесь! Это единственная возможность долго жить. У старости один недостаток – она тоже кончается

Фотографии и документы