«Борьба в подполье». Неизданная повесть Николая Белова

1. Главная страница
2. Рукопись
3. Страница №2

В сапёрно-строительном батальоне

Вскоре после встречи с «Мянд» Соколов доносил: «Сам пойду на время в армию для охраны рации, а потом как прикажете. Мы подчиняемся вам как солдаты».

Должность писаря 7-й роты сапёрно-строительного батальона позволяла Соколову лично и через связных руководить группами, направлять работу, давать указания, обеспечивать текстами листовок, вовлекать в организацию новых членов.

Николай Дмитриевич Мельников

По мобилизации в роту попали Михаил Орехов, Николай Семеновский, Валентин Поляков, Иван Минушкин и Николай Мельников, все из Старого Изборска. Семеновский с Соколовым встретились как старые знакомые. Они вместе испытали все «прелести» фашистского концлагеря.

Иван Иванович Семеновский придерживался установившегося в его жизни правила: не вылезать вперёд и не отставать сзади. Он любил землю, труд каменщика и им посвятил жизнь. Имея начальное образование, он знал толк в людях и безошибочно мог определить кто чего стоит. Слов на ветер не бросал, был сам себе на уме. Это и ценил Соколов в Семеновском.

О чём только друзья не переговорили в тот вечер.

— На кого можно положиться? — спросил Соколов после того, как договорились о совместной работе против фашистов.

— Орехов стоящий человек. Он уже успел от фашистов получить урок «райской жизни». С лихвой хлебнул солёного. С ним вам надо переговорить. Он лучше знает и ребят.

...Утром, уходя на службу, Серафим Николаевич по установившейся в семье традиции, поцеловал жену, сказал:

— Оленька. Я сегодня задержусь на службе, так что ты меня особо не жди. Ужинай и ложись спать. Работы скопилось много. Хочу и хвосты подогнать. А тут ещё командир роты вчера, уезжая в штаб батальона в Выру надавал массу поручений. Не беспокойся, если поздно приду.

Серафим Николаевич ласково улыбнулся, крепкой рукой прижал к груди, мягко и нежно провёл ладонью по пышным волосам Ольги Антоновны. Перед могучей, ладно скроенной фигурой мужа она выглядела совсем ещё юной девушкой. И чем труднее было Серафиму Николаевичу, тем он сильнее проникался любовью и уважением к ней. И ему стало жалко жену. Он не мог заметить за последние дни её нервного напряжения. «За меня переживает», — подумал Соколов.

— Не волнуйся. Всё обойдется хорошо, Оленька.

День пробежал незаметно в суете служебных дел. Командиры взводов, пользуясь отсутствием командира роты, со службы уехали рано, решив провести вечер в мужской компании.

Михаил Васильевич Орехов

Орехов пришёл точно в назначенный час. Чтобы никто не мешал их беседе Соколов запер дверь на ключ.

— Я слыхал вы до войны служили в Таллине, — присаживаясь за стол, обращаясь к Орехову, спросил Соколов.

— Да, работал домуправом в Кадриорге.

— Как же оказались в Старом Изборске?

— История длинная, но расскажу.

….С началом военных действий Михаил Васильевич поспешил в Старый Изборск эвакуировать живущую там семью. Однако выехать не успели. Немецкие войска прорвали фронт под Псковом, внезапно отрезали Старый Изборск. Орехов с семьёй очутился на оккупированной врагом территории. Чтобы прокормить семью устроился работать на железную дорогу.

За прослушивание и распространение советских радиопередач среди рабочих железнодорожного узла Орехова взяли под стражу и отправили в лагерь в пятнадцати километрах от города Саблино Ленинградской области.

В грязи, по колено в воде узники валили лес, строили деревянную дорогу. Голод, изнурительный труд, избиения, постоянная сырость незамедлили сказаться. Открылась язва желудка. Полуживого Орехова доставили в Тарту в больницу. Когда же Михаил Васильевич оправился, то лагеря уже не существовало и врач отпустил его домой, к семье.

В феврале 1944 года прослышав о массовой мобилизации в немецкую армию, Орехов с Семеновским собираются уйти к партизанам. Но их опередили оккупанты.

— Вот так я и стал солдатом немецкой армии, — закончил рассказ Михаил Васильевич.

— Какие же ваши дальнейшие планы? Или смирились с положением солдата вражеской армии?

Орехов не задумываясь ответил:

— Бить фашистов. Буду искать способы уйти к партизанам.

Получив официальное согласие Орехова на сотрудничество, Соколов встал из-за стола, его взгляд посуровел:

— А теперь я от имени народа Союза Советских Социалистических Республик приму от вас присягу на верность служения Родине, — и Соколов подал Орехову лист бумаги. — Читайте вслух.

Орехов бегло пробежал первые строки, окинул взглядом Соколова, выпрямился и торжественно начал читать:

— Я сын трудового народа Советского Союза, вступая в подпольную антифашистскую организацию, торжественно обещаю беспощадно бороться с врагами моей Отчизны, беспрекословно выполнять задания организации, хранить её тайну, соблюдать конспирацию. В случае нарушения мною клятвы меня будут судить мои же товарищи как изменника Родины.

Поставив под клятвой подпись Орехов вернул её Соколову. Оба они находились под впечатлением торжественности акта приёма присяги. Соколов первым прервал создавшуюся паузу:

— А теперь о ваших задачах. Гитлеровское командование намерено мобилизованных в тыловые части вывезти в Германию. Мы не должны упустить угона советских людей на чужбину. Разъясняйте солдата опасность уничтожения в концлагерях и газовых камерах. Наша задача — сорвать замысел фашистов, склонить солдат к уходу в партизаны или через линию фронта на соединение с частями Красной Армии.

— Ясно, — по-военному ответил Орехов. — Постараюсь выполнить задачу.

— Несколько слов о вашей группе. Её следует увеличить. Кого бы вы порекомендовали?

Орехов назвал Минушкина, Мельникова, Полякова.

Иван Гаврилович Минушкин

— За них ручаюсь головой.

— Вот и хорошо, — улыбнувшись, одобрил Соколов.

Михаил Васильевич рассказал как они с Минушкиным тушили пожар.

— Однажды в Изборске загорелись стола сена и соломы. Согнали жителей на тушение. Попали и мы с Минушкиным. Кто-то Ивану Гавриловичу сунул в руки шланг. Он повернулся ко мне, в сердцах сально ругнулся, грубо сказал.

— Мы им потушим, чёрта лысого.

«Старался» Минушкин изо всех сил. Струю воды направлял в те места, где не было пламени огня. Так что не сгорело, то сгнило от такой работы.

Серафим Николаевич от души смеялся: громко, задористо. Уже прощаясь сказал:

— Поджог стогов сена и соломы, предназначавшихся для немецкой армии, дело рук подпольщиков-изборян. Лейтенантом Поляковым я займусь сам.

...Помощник дорожного мастера Валентин Поляков, прапорщик запаса буржуазной армии Эстонии был назначен командиром взвода. Соколов пригласил его посидеть за чашкой чая. Говорили об успехах на фронтах, об освобождении значительной части территории страны от фашистских войск, о долге советского человека, его месте в борьбе с захватчиками.

Скупой на слова Поляков слушал Соколова, а сам думал: «Смело говорит. К чему бы это». Соколов, как бы угадав мысли собеседника, вышел из-за стола, прошёлся по комнате широкими размашистыми шагами, обвёл Полякова пристальным взглядом, проговорил:

— Не скрою от вас, что являюсь руководителем Печорской подпольной организации. Не согласитесь ли вы содействовать скорейшему очищению советской земли от гитлеровских бандитов?

Поляков видел в Соколове патриота, честного, волевого человека и не задумываясь согласился. Они нашли общий язык, быстро обо всём договорились.

— Будете выполнять мои поручения. Добейтесь, чтобы рота соединилась с партизанами.

Так оформилась пятёрка в сапёрно-строительном батальоне.

...Рабочий день закончился. В штабе остались двое: Соколов и Поляков. Серафим Николаевич вынул из-под ворота валенка конверт.

— Отвезёте письмо Абрамову. Тут код и задание группе. При опасности — уничтожить. Пусть Абрамов с вами пришлёт отчёт о проделанной работе.

Валентин Иванович оглядел конверт. Его взгляд задержался на печати втиснутой в воск. Не сдержав любопытства, прочитал: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Соколов заметил удивление Полякова, но промолчал. Лишь ярче обычного засветились глаза, по лицу пробежала улыбка, по которой можно было прочитать: «Не лыком шиты».

Поездки участились. Поляков, как командир взвода, свободно пользовался лошадью из хозяйства роты. Как-то Поляков доставил Абрамову письмо, в котором Соколов сообщал о прервавшейся связи с Большой землей и требовал связаться с партизанами в Бор-Бельковском лесу. Из-за призыва в армию Абрамов задание не выполнил. Тогда Соколов подключил к этому Волкова. Тому удалось установить связь с командиром партизанского отряда Александром Бойцовым.

Из следственных материалов видно, что документы, передаваемые Соколовым, переправлялись командиру 2-й партизанской бригады Ленинградского штаба партизанского движения Синельникову.

Выполняя задание Соколова, Поляков делал выписки из приказов, поступавших в роту.

В Старом Изборске ощущалось приближение линии фронта: доносилась канонада артиллерийских орудий, после бомбёжки нашей авиацией военных объектов противника в г. Пскове усилился поток раненых. Ими были забиты дома жителей.

Командование роты мобилизованных местных жителей по воскресеньям отпускало на побывку к семьям. Соколов воспользовался выездами членов группы Орехова для расширения сферы их деятельности. Подпольщики собирались в доме Орехова. За ночь под копирку изготовляли листовки с обращением к немецким военнослужащим: «Немецкие солдаты! Долой войну и убийство! Да здравствует дружба между народами. Немецкие солдаты, присоединяйтесь к Национальному комитету Свободной Германии!». Ставилась подпись «Союз немецких солдат против фашизма». Текст на немецкий язык переводила Зоя Павловна Полякова. За тёмное время развешивали, прибивали гвоздями на заборах, воротах, подкладывали в коридоры домов, где жили немецкие военнослужащие, забрасывали в немецкие автомашины.

В Печорах Орехов и Минушкин за яйца и масло выменивали у немецких солдат гранаты, мины, а Мельников добыл 15 килограммов взрывчатки.

Орехов выезжал в Старый Изборск, устанавливал интенсивность прохождения воинских эшелонов противника через железнодорожный узел, отвозил зашифрованные записки Василию Хорлунову.

Ночью Мельников не мог заснуть. За последние два дня он выполнил ряд личных поручений Соколова. Ездил в Старый Изборск к Василию Хорлунову, с пакетом в Кильск к Николаю Абрамову (он там служил в армии), доставил оружие.

— Чего ты копошишься, как мышь? — недовольно пробурчал Семеновский.

— Думы о Соколове не покидают. Чудесный он человек.

— Что и говорить. Человек он взыскательный, но душевный — сочувственно произнёс Семеновский.

— Не те слова, Николай Иванович. Я бы так сказал — отважный, неустрашимый и непоколебимый. Так вернее будет.

— А разве я возражаю. Ну, ладно, спи. Завтра рано поднимут.

Друзья умолкли.

Горячая пора

Печорский край стал прифронтовым районом. Усилилась концентрация войск противника, через станцию Петсери то и дело проходили вражеские эшелоны к линии фронта, обратно везли раненых, исковерканную технику. На линии Псков-Валга от станции Петсери через Лаура (Лавры) строилась специально для военных целей новая железная дорога на Латвию.

Западнее станции Изборск, между железной дорогой и шоссе располагались крупные мастерские Тодт, севернее двести метров от Ляане крупное бензохранилище, в бараках Лыуна фронтового значения склад имущества связи, а в километре западнее большой склад боеприпасов, вблизи Выморска авторемонтные части, в которых ремонтировалось триста машин. Также разместился штаб части №98, в Печках — разведывательная школа.

Юго-восточнее Печор строился немецкий аэродром, восточнее на опушке леса размещался склад боеприпасов с запасом в 240 вагонов, а в непосредственной близости от города немецкая артиллерийская школа. В Печоры прибыла радиопеленгаторная станция. В городе введён комендантский час, проводилась проверка документов, патрулирование.

Гитлеровское командование, оккупационные власти принимали все возможные меры, чтобы сдержать наступательный порыв советских войск, удержаться в Прибалтике, выиграть время для перегруппировки сил и перейти в контрнаступление. Потерю Прибалтийских республик Гитлер и его генеральный штаб рассматривали как лишение последней возможности спасти положение на советско-германском фронте, выиграть войну. Они считали, что лучше американцы и англичане, чем русские, советские войска. С американцами и англичанами они надеялись сладить, договориться. Поэтому гитлеровцы снимали части с западного фронта и бросали их на восточный, пытались укрепиться под Псковом.

В то же время повсеместные успехи Советской Армии, особенно прорыв блокады под Ленинградом, выход войск Ленинградского фронта к Нарве, вызывали у населения Эстонии рост антифашистского сопротивления. Усилился саботаж мероприятий оккупационных властей. Активизировалась деятельность подпольщиков, партизан, резко изменилось соотношение сил в пользу Советской власти. Оккупационный режим фашистов с каждым днём становился шатким. Гитлеровцам не удалось погасить в душах советских людей любовь к свободе и независимости. Население Эстонии считало, что настал удобный момент, чтобы сполна рассчитаться с фашистами за совершённые ими злодеяния на их земле.

Фашисты жили в страхе за свою судьбу. Если раньше они в Эстонии вели политику заигрывания с населением, показывали себя добренькими, играли в кошки-мышки, то теперь полностью оскалили зубы, перешли к массовому террору, грабежу и насилию. Всеми силами пытались удержать народ на своей стороне. Радио, печать, не переставая, обливали нашу армию грязью, запугивали население расправами «красных», в широком плане развернули шантаж, провокации, слежки за сочувствующими Советской власти.

В противовес этому ЦК КП(б)Э 3 февраля 1944 года утвердил план мероприятий по расширению действий подпольных организаций в республике, в котором определялись задачи подпольных центров:

...Мели февральские метели, трещали морозы, а у подпольщиков Печорской коммунистической организации была горячая пора. Признание организации Центральным Комитетом компартии Эстонии придавало патриотам удвоенную энергию. В действие были приведены все силы, формы и средства, которыми располагали и накопили подпольщики, работа приняла целеустремлённый характер — усилилась разведка, пропаганда среди населения, участились диверсии. К весне организация насчитывала до 200 членов. Помимо города она охватывала деревни и сёла уезда. Её представители находились на железной дороге, в государственных учреждениях, в немецких воинских частях, полиции, а также в городах Тарту, Нарве, Выру и Таллине.

Из следственных документов Эстонской полиции безопасности и СД известно, что «ему (Соколову — прим. Николая Белова) удалось завербовать полицейского… Соколову нужны были данные протоколов допросов лиц, которые предали коммунистов и он хотел составить список их. Соколов особенно сердит на тех, кто выступал свидетелем против коммунистов, поскольку они страдали без вины».

Сергей Ринусов

Появился риск, героика в делах юношей. В короткий срок они провели ряд смелых операций, собрали важные разведывательные сведения для советского командования, составили план трубского аэродрома, Ринусов побывал в Выморска, уточнил состояние моста. Милихин обследовал строительство оборонных сооружений противника по побережью Чудского озера.

….Милихин удачно преодолел расстояние до озера, побывал на берегу. На линии Шартово–Моложва усиленно окапывалась 24-я пехотная дивизия, понесшая поражение под станцией Дно. Её штаб стоял в городе Выыпсу. Выполнив задание, Иван собрался в обратный путь, как случилась беда.

По деревням проходила облава. Вылавливали уклоняющихся от тотальной мобилизации в немецкую армию. Хватали без разбора всех мужчин. Попал и Иван. Загнали во двор в деревне Вишняково. Собрав значительное количество, жандармы построили задержанных в колонну и повели. Дорогой Иван от старика-австрийца выведал, что ведут на станцию Изборск, а там в Печоры. Попасть в Печоры для Милихина обозначало смерть.

До станции было километров двадцать. Колонна растянулась, нарушилось её построение. Люди двигались вразброд. Устала и охрана. «Сбегу. Так или иначе смерть». Для совершения замысла было удобное место: дорога извивалась, спуск под горку, рядом лесок. Обменявшись пальто, Иван отделился от строя, скатился под горку и что было сил побежал в лес. Вдогонку гремели выстрелы. Со свистом пролетали пули, но на счастье беглеца миновали. Охрана же преследовать Милихина не рискнула. Побоялись, что разбегутся остальные.

...Получив от Мятинга резиновые штампы с советскими лозунгами на эстонском и русском языках, Соколов снабдил ими молодёжную группу. Юные подпольщики ставили оттиски на белых оштукатуренных стенах домов, на афишах, приказах немецких властей, в местах с наибольшим скоплением людей. Анатолий Краузе слыл отчаянным парнем. Виноградов поручал ему самые опасные участки — магазины, кинотеатр, торговый ряд. Анатолий так разрисовывал стены, что на очистку их власти вынуждены были бросать десятки людей.

...На город спустились сумерки. Город замирал. Но это было только внешне. В домах, закрытых ставнями, продолжалась жизнь. Не смыкая глаз, Виноградов, Краузе, Милихин писали на ученических листах бумаги листовки. Анатолий Краузе старательно выводил слова на эстонском языке:

Писали листовки с призывом уклоняться от мобилизации в немецкую армию, воззвания к крестьянам не поставлять продукты оккупантам. За час в заранее распределённых участках Виноградов, Краузе, Ринусов, братья Бекасовы расклеивали или опускали листовки в почтовые ящики. Виноградов с Краузе по почте рассылали письма руководителям печорских организаций, полицейским: «Предатель эстонского народа близится час, когда придётся тебе ответить перед своим народом».

Молодёжь запасалась оружием. Как-то вечером Краузе с Виноградовым прохаживались по Рижской улице. Краузе обратил внимание на автомат в кабине немецкой автомашины. Анатолий загорелся жаждой стать его обладателем. Он толкнул в бок Владимира, кивнул в сторону машины, скороговоркой выпалил:

— Видишь автомат? Рискнём? Пригодится.

— Рискнём, — согласился Владимир.

Выждали, когда часовой отлучился, стремительно подбежали к машине, Краузу ловко и бесшумно выдавил стекло, мгновенно рывком выхватил автомат и также мгновенно они скрылись задворками.

Краузе не сиделось. Он искал себе дело, ходил по городу, прогуливался в его окрестностях, записывал знаки, обозначенные на немецких автомашинах, проходящих через город, следил за передвижением войск по автодорогам, составил список фашистских пособников. По поручению Виноградова посетил Петра Гринина.

...Отец Владимира Виноградова был портным. У него шили военную форму гитлеровские офицеры. Владимир выполнял роль переводчика. С офицерами приходили денщики. С одним из них, Куртом Лоранц из Бреслау, у Владимира сложились близкие отношения.

Застав Виноградова с немцем, Краузе после его ухода спросил:

— А не подослан он к тебе специально?

— Не допускаю такой мысли, — ответил Владимир. — Это просто солдат. Ему, как и многим солдатам фашистской армии, осточертела война.

Весной Владимир пришёл домой с командиром разведгруппы Эстонского штаба партизанского движения Павлом Корневым, после чего у Владимира появился радиоприёмник.

Александр Тольсин

Деятельный и энергичный Владимир всего себя отдавал работе. По поручению Соколова ходил к Гринину, передал ему план станции Петсери, составленный Петром Гарским, встречался с Иваном Белоусовым, ездил в Таллин, передавал письма, давал указания, советы.

Смело и решительно действовали подпольщики группы телефониста Печорского узла связи Александра Тольсина. Способный организатор, лично храбрый, он умел увлечь на подвиги товарищей. Юноши обзавелись оружием, минами, вели наблюдение и контроль за движением эшелонов через железнодорожный узел Петсери. Александр Шнявин по заданию организации поселился в бараке для рабочих при станции. Им фиксировались перевозки врагом военной техники и живой силы. При налётах нашей авиации на скопление эшелонов противника, Шнявин подавал световые сигналы. От прямых попаданий гибли гитлеровцы, орудия, миномёты, танки, рвались снаряды в упаковке, не достигнув адресата. Гитлеровцам приходилось жарко.

Александр Шнявин

На боевом посту погиб Александр Шнявин. Подвиг, совершённый Александром Шнявиным равносилен вызову огня на себя, подвигу солдат на фронте, когда они своими телами закрывали вражеские амбразуры.

Боевиком группы был Пётр Гарский. Бесстрашный и находчивый Пётр любил дела, связанные с риском, где бы жгло руки, пахло порохом.

— Озорной парень, лихач, — характеризовал Петра Александру Тольсину Соколов, когда решалось кому поручить взорвать состав с техникой врага. — Он не пощадит себя, если потребуется. На фашистов зол до предела.

Пётр Гарский

Отправляясь в рейс, Пётр вложил мину под вагон. За станцией Берёзки раздался взрыв. Петра с силой сшибло с ног, падая он ударился обо что-то твёрдое. Мелкие осколки как горох били в лицо. Пётр потерял сознание.

По городу пронеслась молва, что какой-то молодой храбрец подорвал поезд и погиб. Говорили по-разному. Разобраться, где истина было трудно. Родные беспокоились о сыновьях, братьях. Бегала по городу и Зоя, сестра Петра. Она знала нрав брата и беспокоилась за него. Знакомая женщина шепнула Зое, что их Петра отвезли в городскую больницу: «Сама видела. Лицо всё в крови».

Зоя добилась встречи с братом.

— Что случилось, Пётр? — с трепетным волнением, еле сдерживаясь спросила Зоя.

— У паровоза на ходу воздухом стекло разбило. Малость ушибло и лицо поцарапало. В остальном полный порядок, сестрёнка.

Зоя понимала, что Пётр хитрит, не говорит правду. Донимать же расспросами не стала. Бесполезно. Убей, не скажет то, что является его тайной. Такой уж характер.

Вечером с тем же вопросом Зоя обратилась к Александру Тольсину. Александр задумался, на лбу залегли морщины, он не знал как поступить, как ей ответить. Зоя близкий для него человек, как и Пётр. После некоторого колебания признался:

— Пётр отправил под откос состав с боеприпасами. Смотри не проговорись. А то у вашего пола ничего на языке не держится.

Зоя обидчиво посмотрела на Александра, замотала головой.

— А ещё муж. Жене не доверяет.

— Есть тайны, которые от жен берегут пуще глаза.

Стоило Петру выйти из больницы, как с Владимиром Тольсиным заминировали полотно железной дороги. Мела метель. Снег вихрился, кружился в воздухе, залепляя глаза. Пётр с Владимиром подкрались к полотну железной дороги. Владимир остался у насыпи прикрывать Петра. Гарский выкопал ямку, зарыл под шпалы мину. Ночью произошёл взрыв. Утром гестаповцы рыскали, искали преступников. Вьюга замела следы Гарского и Тольсина.

Сергей Иванов

Подпольщики-тольсинцы проникали в тайны врага, устанавливали какой груз, какие части и куда перевозятся, сроки. Сергей Скоков добыл график движения поездов. Александр Тольсин пользовался услугами помощников машинистов Виктора Полуторнова и Сергея Иванова. Они информировали Тольсина о перевозимых грузах и станциях назначения, об интенсивности движения войск противника по Рижско-Псковскому шоссе.

По личному заданию Соколова тольсинцы отвозили продукты партизанам Псковской области.

...От молодёжи не оставали и изборяне, люди старшего возраста, степенные, семейные. Они усиленно собирали данные о складах, расположении воинских частей. Абрамов, Расшатаев, Волков составили список предателей, полицейских, «омакайтсе», членов волостных правлений.

Соколов потребовал от изборян сорвать мобилизацию, не допустить поступления молодёжи на службу к фашистам, склонить её к уходу в партизаны или через линию фронта. Хинт добился брони на рабочих стройки, заменил пожилых молодёжью. Пятьдесят парней не попали на службу во вражескую армию. Хинт как руководитель работ сорвал строительство маслозавода.

В Старом Изборске стоял немецкий гарнизон. В большом сарае размещался склад боеприпасов. Мальчишек Валю Башкевич, Гену и Володю Баллад, Вячеслава Жемчужина, братьев Черноморовых, Шуру Еремина, Колю Степанова и Лёшу Мельникова интересовали гранаты. Ими хорошо глушить рыбу. Ребята только им известным лазом забирались в склад, похищали боеприпасы.

О проказах подростков дознались подпольщики и воспользовались их действиями. 200 гранат похитили подростки. Гранаты, взрывчатку и даже наганы передавали Владимиру Волкову, а он отправлял к партизанам в Бор-Бельковский лес.

Степан Расшатаев доставил Петру Гринину письмо, в котором был план строящегося трубского аэродрома. Сведения о составе охраны железнодорожных мостов между Валгой и Псковом. Письмо предназначалось для партизан. Иван Павлович Белоусов разбрасывал листовки на немецком языке на железнодорожной станции Петсери, передал сведения о движении поездов. Таким образом, данные о движении вражеских эшелонов по железной и шоссейным дорогам, строительство аэродрома, охрана мостов перекрёстно перепроверялась подпольщиками нескольких групп.

Нелёгкую и опасную долю с мужьями делили Александра Большева и Марфа Расшатаева. Александру Петровну Большеву из деревни Кряково расстреляли гестаповцы, а Марфа Павловна Расшатаева живёт в Пскове. Она вспоминает:

— Первым в организации Соколова начал работать мой муж. От меня он скрывал. Позднее начала и я. Да и то в подробности не посвящалась. На связь с Соколовым ходил муж. По заданию Соколова муж ездил в партизанский отряд, возил продукты, книги и какие-то бумаги, но что именно не говорил. Ночами ходил расклеивать листовки в деревни Мильцы, Гусинец, Кряково, Старый Изборск. Ему помогала и я.

Получив приказ взорвать мост, муж привёз взрывчатку. Спрятали её на нашем хуторе. Привозили оружие, добыли пулемёт для передачи партизанам. Оружие привозил немец из Кильска, на фамилии его не помню. Он работал на нас. Помню, за Старым Изборском поджигали скирды. Но работать нам становилось трудно, за нами уже следили. Каждую ночь под окнами ходили вражеские агенты.

…К «Мянд» интенсивно поступали донесения от Соколова. Почту доставляли курьеры-связники в «почтовые ящики», а оттуда депеши забирали разведчики. Одним из них был А.В.Романенков, ныне заготовитель материала Тартуской колхозной стройконторы.

В разведсводках сообщалось о дислокации частей и подразделений врага в Кулье, Каменке, Вярска, о передвижении войск по железной дороге и шоссейными магистралями, о ходе мобилизации в немецкую армию, моральном духе войск и тыла противника. Приведу сохранившиеся в партийном архиве при ЦК КП Эстонии радиодепеши, переданные Мятингом на Большую землю.

План-схему аэродрома, составленную подпольщиками, Эстонский штаб партизанского движения переслал в штаб Ленинградского фронта и аэродром подвергался бомбардировке. Особенно сильную обработку аэродрома провела 27 и 31 марта 1944 года. До 1969 года сохранялись огромные воронки от бомб, остатки от укрытий самолётов. Бомбёжка аэродрома спасла жизнь тысячам наших солдат и офицеров.

Соколов составил план оборонительной линии противника по берегу Псковского и Чудского озёр с точным указанием огневых точек и минных полей по льду. Карту к Мятингу доставил разведчик Илья Маршалов.

Старший сержант Илья Петрович Маршалов из деревни Лапино Псковской области служил в составе 25-й Чапаевской стрелковой дивизии, сражался под Одессой и Севастополем, дважды ранен и контужен. В июле 1942 года при падении города-героя Севастополя его захватили в плен больного в госпитале. В октябре 1943 года бежал из лагеря военнопленных близ Вярска и присоединился к группе разведчика Петра Ивановича Курагина. По характеристике П.И.Курагина «Маршалов Илья Петрович является одним из дисциплинированных партизан, в действии решителен и отлично выполнял данные командирами задания».

Командир дивизии, которому Мятинг вручил карту, не воспользовался детально точными данными, а адресовал Мятинга к командиру корпуса. Из-за сложившейся боевой обстановки Мятинг не попал к командиру корпуса. Позднее карту он передал в Эстонский штаб партизанского движения, а последний в мае 1944 года вместе с данными о строительстве железной дороги от станции Петсери через Лаура (Лавры) на Латвию, о складах боеприпасов западнее Лыуна направил в штаб 3-го Прибалтийского фронта генерал Масленникова. Сведения подпольщиков были учтены при отработке оперативных документов наступательной операции по освобождению Советской Эстонии. Советское командование своевременно могло предусмотреть предположительные рубежи сопротивления врага и на этих участках сосредоточить основные удары.

…В километре от деревни Ямище, в старом военном городке, размещались немецкие склады. Гитлеровцы усиленно охраняли объект, но и он был уничтожен нашей авиацией.

Марфа Вишнева

Марфа Кондратьевна Вишнева и её муж Якоб Григорьевич, в прошлом моряк суровой Балтики и участник Октябрьской революции, работали с Соколовым.

— Соколов был наш начальник, — рассказывает Марфа Кондратьевна. — Хороший руководитель. Жаль его. Я часто бывала у него и он ездил к нам. Я от него получала листовки, муж перевозил к партизанам продукты за Псковское озеро. Помню последнюю встречу. Серафим находился в весёлом настроении, говорил: «Вишнева, скоро наше царство настанет».

Якоб Вишнев

Соколов уехал, а вскоре бомбили склады в деревне Злыполье. И теперь сохранились ямы от взрывов. Жители деревни тогда говорили: «Землемер натворил бед фашистам». «Землемером» называли Соколова.

Соколов писал Л.П.Мятингу («Мянд»):

Просьбу Соколова Мятинг сообщил по радио в Эстонский штаб партизанского движения, но вопрос с обеспечением подпольщиков оружием непростительно затянулся, а начавшиеся в марте аресты вовсе сорвали его.

…Соколов придавал важное значение, если не первостепенное агитационно-пропагандистской работе. Он считал листовки единственным средством связи подпольщиков с населением. Поэтому Серафим Николаевич даже в самых сложных условиях не прекращал их выпуск.

Вечерами, когда штаб пустел от офицеров, Серафим Николаеви закрывал дверь на ключ, включал радиоприёмник, слушал новости с фронтов, впитывал в себя каждое слово диктора и его сердце наполнялось гордостью за Родину, за могучий талант и разум советских людей, сумевших в тяжёлую пору мобилизовать силы и ресурсы на разгром фашизма.

Соколова захватывала разраставшаяся мощь ударов Красной Армии, масштабы наступательных операций по освобождению советской земли, широкий размах партизанской борьбы. Услышанное вызывало в нём прилив сил, звало к беспощадной борьбе с оккупантами, ему хотелось сделать более весомый вклад в общую победу над врагом и он спешил.

Кончались радиопередачи, Соколов на свежую память составлял текст листовок: краткие, сочные. Бывали дни, когда подпольщики изготовляли по триста экземпляров листовок. Печатанием и распространением листовок занимались все группы.

По признанию Печорской полиции безопасности: «участились случаи, когда руководящие работники, служащие ведомств получали по почте письма с коммунистическими лозунгами, выбитыми резиновыми штемпелями:

Когда Поляков спросил Соколова: «Зачем нужна такая форма?», то он ответил: «Надо возбуждать народ, выводить из обычных тепличных условий жизни. Пусть чувствуют, что идёт смертельная борьба за честь и свободу Родины».

В докладных сводках о событиях за день служба безопасности сообщала: «14 февраля 1944 года. На дороге Изборск-Печоры на развилке был найден плакат, прикреплённый к столбу с враждебным немцам содержанием. На жёсткой бумаге размером 60х45 см, исполнен химическим карандашом на русском языке печатными буквами. Призывался народ уходить в леса, чтобы не дать увезти себя в Германию, добывать орудие и организовывать партизанские отряды».

Весома была цена листовки в тылу врага. За маленький клочок бумаги со словами правды подпольщики шли на риск, опасность и смерть. Листовки поднимали дух, надежду в скорую победу. Читая их люди думали: «Жива Советская власть». В тоже время листовки наводили страх, заставляли задуматься даже ярых врагов Советской власти. По признанию самих гестаповцев «…в связи с приближением фронта к эстонской границе усилилась коммунистическая пропаганда и деятельность. Жители Печор в подавляющем большинстве настроены по-большевистски, держатся вместе, не находится свидетелей, которые бы давали объективные показания».

В донесении референта Печорской полиции безопасности констатировалось, что «…В Печорах отмечены случаи, когда распоряжения властей не выполняются, особенно связанные с общей мобилизацией. На призывные пункты не являются целыми деревнями». С 10 по 11 февраля 1944 года было арестовано 450 человек, скрывавшихся от призыва в немецкую армию. Общее число уклоняющихся от мобилизации составило 372 человека и дезертировало из вражеской армии 381 человек.

Под воздействием листовок срывались поставки продуктов для немецкой армии, росло чило партизанских групп. Известно, что на территории уезда сформировались и действовали партизанские группы Павла Сазонова, коммунистов Александра Бойцова и Ивана Корнилова.

Группа Бойцова примерно в тридцать человек базировалась в Бор-Бельковском лесу. Партизаны разбирали и взрывали мосты, уничтожали гитлеровских военнослужащих.

Из архивных документов видно, что отряд Ивана Корнилова объединил около ста человек тех, кто непосредственно принимал участие и тех, кто им помогал. Из документов полиции безопасности видно, что партизаны Корнилова часто совершали налёты на уполномоченных по заготовкам продуктов, а также пытались освободить из тюрьмы политических заключённых. В тех же документах указывается, что партизаны находились в тесной связи с подпольщиками. Газета «Петсеримаская правда» 9 сентября 1944 года писала, что партизанский отряд Павла Кирилловича Сазонова держал связь с частями Красной Армии.

Ширилось пламя народного гнева. Соколов тогда ещё находился вне подозрений, но против его фамилии в полиции безопасности появилась запись: «Сочувствует большевикам и коммунизму. Находится в немецкой армии».

…Соколов только что написал текст новой листовки, только хотел приготовить к отправке в группы, как вдруг почувствовал сильное головокружение и едва не упал. Душил кашель. Болезнь прогрессировала. Справившись с приступом кашля, Соколов оделся, вышел на улицу. Его обдало свежим, морозным воздухом. Дышать стало легче.

Серафим Николаевич тщательно скрывал болезнь от окружающих. Он терпеть не мог сожалений, сочувствий и опеки. Неделю назад вот также его схватил приступ удушья. Хорошо рядом оказался Орехов, помог.

— Вы бы, Серафим Николаевич, поберегли себя, — посоветовал Орехов. — Взяли бы справку у врача и отдохнули.

— Не время считаться с болезнью. Бойцы на фронте под танки бросаются, своими телами амбразуры дзотов врага закрывают, только бы одолеть фашистов. А мы с вами тоже находимся на передовой линии огня. Вот свернём голову Гитлеру, тогда и отдохнём, — ответил Соколов.

Серафим Николаеви удивлял всех огромной выдержкой, колоссальной волей, неиссякаемой энергией. В трудные моменты, когда болезнь казалось надолго прикует его к постели, он шутил, подбадривал товарищей по работе.

Таллинская группа

Евгений Тяптин

В Таллине комсомольско-молодёжной группой руководил Евгений Тяптин. Евгений учился в городской русской гимназии на улице Пикк, 69. В 1940 году вступил в комсомол. Жил в доме №27 по улице Коплиранд. В летние месяцы с братьями Липицкими и Степаном Федулиным занимались рыбной ловлей. Их-то первыми и привлёк Евгений в подпольную группу.

Юные подпольщики добывали документы немецких военнослужащих, собирались сведения о воинских частях, оказывали помощь в побегах из лагерей советским военнопленным и переправляли их в Печоры.

М.Т.Чурбакова

В годы оккупации на улице Сирби, 24 жила Мария Тимофеевна Чурбакова с дочерьми Зоей и Надей. Мария Тимофеевна держала связь с двумя руководителями подпольных организаций в Таллине — Павлом Трелиным и Евгением Тяптиным. Трелин был её земляком из деревни Васькнарва, а Тяптин из деревни Медово Псковской области жил на соседней улице. Под предлогом игры в карты и встреч с Зоей и Надей на квартире Чурбаковых подпольщики слушали радиопередачи из Москвы, обсуждали очередные дела. Иногда отсюда ребята уходили на боевые задания.

В доме №28 по той же улице ныне проживает Евдокия Васильевна Тейс. Она припоминает, как Евгений обратился к ней однажды и попросил передать просьбу мужу отремонтировать радиоприёмник, что они и сделала. Муж Тейс просьбу выполнил, но жену предупредил об опасности, которой она подвергает себя. Однако Евдокия Васильевна продолжала выполнять поручения Тяптина. Евгений хранил у неё пакеты с документами. Как-то он зашёл с двумя юношами из Печор и сказал:

— Им лично будете передавать пакеты с документами.

Посланцы из Печор появлялись и позднее.

Однажды Евгений пригласил Степана Федулина к себе и сказал:

— Ты парень рослый. Пожалуй, самый сильный из нас. Тебе и поручается важное задание.

— Какое? — спросил Степан.

— Для подполья требуются документы немецких офицеров. Надо добыть.

Вечером, когда стемнело, Федулин, Михаил Липицкий и Григорьев появились в Ныымеском парке. По слабоосвещённой аллее прохаживался гитлеровский офицер. Степан подошёл к офицеру и спросил, который час. Пока фашист смотрел на часы, подошедший сзади Михаил ударом оглушил гитлеровца. Степан быстро обшарил карманы офицера, вынул документы…

Таким же способом подпольщики действовали и на побережье Пирита. Использовали темноту, малолюдные места. В нападениях участвовали Тяптин и Тржесневский. Эти факты подтверждаются архивными документами. В одном из них говорится: «За последние дни в Таллине участились нападения на немецких солдат и офицеров. Часто немецкие патрули ночью натыкаются на трупы, лежащие поперёк рельсов… Недавно на рыночной площади был найден офицер, убитый ударом кинжала». На улицах Таллина стали дежурить патрули, но убийства немецких солдат и офицеров продолжались. Неуютно чувствовали себя оккупанты.

Летом 1943 года Тяптин поручил Федулину пробраться в Купеческую гавань и установить количество кораблей, находящихся под погрузкой. Проскользнуть в гавань Степану не удалось — слишком тщательно гитлеровцы охраняли подступы к ней.

— Не расстраивайся, — успокаивал Степана Евгений. — Будем искать другие варианты.

Вскоре у Тяптина стал появляться советский военнопленный Григорий, работавший в гавани… Зайдя как-то к Тяптину за получением нового задания, Федулин застал у него невысокого парня, одетого в чёрный пиджак и брюки в клетку. При появлении Степана он распрощался. Вскоре на улице взревел мотор мотоцикла. Евгений, заметив вопросительный взгляд Степана, сказал:

— Свой человек. Михаил Андреев, из Нымме. Добыл важные сведения у немцев. Ты должен бы поехать и забрать их, но подождём. Кажется, гитлеровцы пронюхали что-то…

С весны 1943 года за Тяптиным уже следили агенты полиции безопасности, о чём его предупредил знакомый полицейский из Коплиского отделения. Евгений предупредил членов организации:

— За мной следят. Будьте осторожны. Ко мне не ходите. Будем встречаться у Чурбаковых.

В архивных документах полиции безопасности и СД в отношении Евгения Тяптина говорится, что его «преступление зарегистрирован в феврале 1943 года в подозрении в участии в нелегальной коммунистической организации».

Летом внезапно арестовали Федулина. В гестапо ему задавали один и тот же вопрос: есть ли подпольная организация и кто её руководитель?

— Организованно с мальчишками ловим рыбу. Вот и вся наша организация, — упрямо отвечал Федулин.

Его били. Однако Степан стоял на своём, никого не выдал. Последовали концлагеря под Гатчиной, в Восточной Пруссии. Освобождённый советскими войсками, Федулин вступил в армию, штурмовал Кёнигсберг, Пилау. 30 апреля 1945 года был ранен. День Победы застал Степана в госпитале.

Дмитрий Овсянников и Дмитрий Брунс

Запасая оружие, гранаты, патроны Тяптин на масло выменивал их у солдат немецкой армии. По ночам Евгений включал приёмник, слушал сводки Совинформбюро. На следующий день юные патриоты делились новостями с родными, знакомыми, писали и развешивали листовки на улицах города. Особенно активно эту работу вели Сергей Иванов и Дмитрий Овсянников. Дмитрий привлёк к распространению листовок друга по школе Дмитрия Брунса. После уроков они записывали последние новости с фронтов, вывешивали их в школе.

В Нымме на тихой улице Хаве в одноэтажном доме, скрытом от взора людей стройными соснами, жил Борис Тржесневский с матьерю Зинаидой Ивановной. Их дом редко пустовал. Бориса навещали друзья по гимназии, о чём-то шептались. У ребят появились тайны. Вечерами куда-то исчезали. Борис домой возвращался поздно. На расспросы матери, где долго пропадал, отвечал сухо, односложно: «Так надо, мамочка».

Материнским сердцем Зинаида Ивановна поняла, что её сын встал на путь борьбы с врагом и свернуть его с того пути не удастся даже ей, матери. И она не стала ему мешать, а как могла оберегала сына, поддерживала заботой, лаской и советами.

Руководство подпольной группы поручило Тржесневскому взорвать склад в Мяннику. Ночью Борис ушёл на разведку. Тихо подкрался к объекту, разведал подходы, посты, облюбовал место для лаза. Увлечённый делом, он не слышал, как к нему приближалась очередная смена. Бежать было поздно. Бориса задержали и доставили к начальнику караула.

— Диверсант! — кричал офицер.

— Что вы, господин офицер. Какой я диверсант. Захотелось обзавестись велосипедом. Признаюсь, за ним и лез. Их у вас много — оправдывался Борис.

— Значит, ты вор.

— Вор — не вор, а велосипед хотел увести.

26 сентября 1942 года Бориса Тржесневского за «воровство» осудили на три месяца.

…Летом, во время каникул, Борис работал в вулканизационной мастерской. «Вулканизированные» им шины на третьем десятке километре выходили из строя.

В сентябре 1943 года по тотальной мобилизации Борис попал на службу в немецкую армию. Но вскоре совершил побег и вернулся в Таллин.

До подпольщиков дошёл слух, что в доме по улице Валдеку фашистские офицеры собираются отпраздновать Новый год. Набрав гранат, Борис с Юрием, соучеником по школе, отправились на задание. Вернулись друзья уставшие, но весёлые.

— На славу устроили фрицам праздник, — с порога произнёс Борис встречающей матери.

В Нымме с матерью старушкой жила девушка Шура. Зинаида Ивановна по поручению сына посещала её, передавала задания организации собрать сведения о частях гитлеровских войск в Таллине.

Бежавших из лагерей с помощью подпольщиков советских военнопленных укрывали в бане Тржесневских, в глубине сада.

У Тржесневских появлялись подпольщики из Печор братья Осип и Василий Бекасовы, Виноградов. Они доставляли задания таллинской группе, забирали сведения, а иногда и бежавших из лагерей военнопленных. Для передачи данных Борис и сам совершал поездки в Печоры. Последний раз и Печор он вернулся 7 марта 1944 года.

С подпольщиками держали связь военнопленный Василий, немецкий солдат Якоб (пианист из Кёльна), дезертировавший из немецкой армии. В марте 1943 года немца-антифашиста арестовала армейская жандармерия. В контакте с группой находилась девушка Лена, работавшая на немецком складе. Степан Федулин встречал её на квартире у Тяптина. Фамилии девушки, как и многих других подпольщиков, Федулин не знал. Закон конспирации жесток.