Тамара Ивановна Першина
Тамара Ивановна родилась в деревне Загорье Печорского уезда 5 января 1939 года. Её мама, в девичестве Лебедева Надежда Михайловна (1909г.) вышла замуж в 1938 году в деревню Загорье за Шувалова Ивана Михайловича (1909г.). У родителей мужа Михаила Павловича и Феодосии Гавриловны было пятеро сыновей: Иван, Владимир, Алексей, Петр и Александр. Пётр и Александр освоили ремесло краснодеревщика, Иван выучился на портного в деревнях недалеко от Старого Изборска. Шил верхнюю одежду, шапки, картузы. Сырьё привозили из города Тарту.
Жили на хуторе своим хозяйством, работали на земле. Строили дом и разделились.
За несколько дней до начала эвакуации знакомый дедушки, который работал в Виловской волости, сказал ему, что немцы скоро будут здесь, и идёт слух, что будут, в - первую, очередь расстреливать коммунистов и комсомольцев. Дедушка приехал домой и сказал, что нашим надо срочно уходить. Папины братья, Александр и Алексей были комсомольцами, а позже Алексей Михайлович Шувалов будет выбран председателем колхоза в деревне Затрубье.
Помню, наши быстро стали собирать вещи, а хозяйство – то большое, на телегу много мешков не загрузишь, взяли самое необходимое. Уезжали бабушка Феня, дядя Саня и дядя Лёша. Дедушка сказал :
«Поезжайте по дороге Херково, Демидово, Загорье через Карманов мост. Подождите меня у Бурилиных.( На улице Сельской жила его родная сестра Александра.) А я закопаю хлеб и вас догоню на велосипеде». Дедушка не успел, приехал, а нас уже нет. Михаил Павлович решил обратно поехать, в свой дом в деревню Загорье.
Всех, тех, кто приехал на станцию на телегах, распорядители отправили ехать по дороге в Выморска. При переправе, где Псковское и Чудское озёра соединяются, ходил паром. Люди, не успели сесть на паром, налетели немецкие самолёты. Началась бомбёжка. Много лошадей погибло, от телег остался только хлам. Морозова Мария Егоровна из деревни Давыдов Конец была беременная, и она родила ребёнка прямо во время бомбёжки. Им чудом удалось спастись, они были эвакуированы в Челябинскую область.
Началась война. Вспоминает Тамара Ивановна: «Я её помню хорошо, хоть была и маленькая, но некоторые моменты пришлось почувствовать на своей голове. На хуторе, где мы жили немцы подошли от Пскова в эту сторону. Наши начали сильно бомбить, а немцы уже везде по лесам расположились, аэродрома ещё не было, и бомбили всех, где дома стояли. Лётчикам всё равно видят солдат и бомбят. Немецким солдатам надо было где-то ночевать, они облюбовали сараи, гумно. Они там ночевали, там у них техника была.
На хутор, из- под Пскова приехало к нам много беженцев, сюда ближе к Эстонии, ведь бежать больше было некуда. Лошадей нагнали целый двор, много- много, костёр разожгли, сидели люди у костра, дети маленькие бегали. Летят самолёты и наши в окоп. Окоп был длинный, были наложены брёвна на какую-то постройку, сложены каким – то струпом и поднимут нас в окоп. Как только бомбёжка начинается или обстрел, - какой, все забираются туда. А звук такой страшный, когда бомба разрывается, уши закладывает, накроют нас одеялом, нас там несколько было маленьких детей и мы сидим. Это было всё время так. Уже немцы стали нам говорить: «Уезжайте, вас убьют тут».
И мы отправились в деревню Кучино, там жила папина тётя Даруша. Она жила около оврага, а там и не лучше. В овраге были немцы. Немцев бомбили, кидали в овраг снаряды. И нам пришлось и оттуда уехать.
Поехали на лебедовский хутор к тёте Оле Белявской под лес. Это было тогда, когда из деревни всех выселили кого куда, а нам ехать особо было некуда. Спросили разрешения у начальника коменданта остановиться под лесом. Разрешил. Там и Тихомировы у Белявских жили, и мы зиму и лето жили.
Потом за деревней немцы стали строить аэродром. Были страшные бомбёжки, мы дрожали от этого ужаса. Нас клали спать в одежде. Когда начинали бомбить, включали сирены. Родители нас хватают и скорее в лес. Вся скотина была под лесом. Однажды бомба попала в гумно и гумно загорелось. Сгорела вся скотина. У наших, Костиных сгорело две коровы, у Тихомировых овцы, лошади. Только одну корову нашли в лесу, она успела выскочить.
Ещё было страшно, когда по ночам приезжали с обыском омакайтсы. Они ловили пленных, которые убегали из лагеря, который был в деревне Херково. Также они искали наших деревенских мужчин. Все наши мужчины убежали в леса, когда пришли немцы. Жили в лесу, прятались. Наши женщины носили им в Жуковцы еду. Потом, не знаю причины, может им пообещали, что, если поймают в лесу расстреляют и мужчины все вышли. Они же в Армии не были, не успели, никто не успел их забрать. Вот тогда-то омакайтцы и начали их ловить. Полуверцы были в омакайтцах, был омакайтцем сын мельника Мяло, жил под Стуколовкой. Если кто-то где-то слово скажет им не по нраву, то приедут и забирают. Наших, лебедовских бог миловал, если кого и схватили, но потом отпустили.
Рассказывал Сергея Воронцова отец, Яснов Иван Васильевич, что в Давыдовом Конце и за рекой, в Рачеве, в Залесье много домов сожгли.
Немцы стали всех наших мужчин определять, кого куда, не хочешь идти, а иди, а то убьют. Забрали в немецкую армию Морозова Михаила Фёдоровича, отца Николая Морозова, Щербакова Михаила Ивановича (Сенькина) и ещё кого-то уже, не помню.
Свезли их в город Печоры и погнали в Эстонию, дали лопаты, заставили рыть окопы, так и дошли до Выру. Копали, рыли, вечером их пригоняли в казарму, ужинали. Было воскресенье. И на работу почему-то не погнали, вольно ходили, слонялись. Где спали, там всегда дежурил немец. Пошли на вокзал. Идёт пассажирский поезд, везёт немцев. А поезд шёл в нашу сторону. Захотелось домой, переглянулись, толкнули друг друга и вскочили в вагон.
Кругом немцы, болтают и на нас внимания не обращают. Вышли на станции и стали думать, как до Лебедов добраться, мы были в немецкой одежде. Пошли к Олениным, они в Мыльниково жили. Они помогли нам переодеться, оделись, кто во что горазд. И стали по лесу продвигаться в сторону деревни, нам помогло, что все деревенские были выселены и жили на хуторах. Морозовы были в Цивилёво, наши Шуваловы у Белявских. Повидались, на душе полегчало, немножко побыли и опять поехали обратно, пока нас не хватились.
Иван Михайлович Белявский и Иван Павлович Клемнёв и ещё трое человек с Лебедов были определены на работу, на немецкий аэродром. Им были даны кирхи, и они копали ямы. Когда приходили на работу, каждый брал свою бирку с номером, они висели на гвоздях в сарае.
Однажды пришли на работу и ничего не понимаем, нет немцев, и никто не пришёл дать разнарядку, подождали и пошли на аэродром. Немцы везде снуют, что-то делают, и тут мы догадались, что они аэродром минируют. И мы тихонечко назад с аэродрома и бегом через Затрубье домой.
Немного погодя, на хутор пришли немцы и сказали: «Уезжайте отсюда». И мы все с хуторов отправились через деревню Березнюк, в лес Жуковец, там у нас у лебедовских были свои леса. Приехали мы туда вместе со своими коровами, а там уже полно людей из Лебедов, из Бобкова, березнюцкие.
Помню, нахрапывал дождик. Взрослые настроили шалашей из берез и ушли за травой для коров на Метковку, где ручей. Бабушка Анна Ниловна Морозова и я были оставлены смотреть за коровами, чтобы они не мычали.
Лёша отвязал корову попасти и вдруг немец выскочил и схватил от него корову. Немцы голодные были, видно снабжение было не очень хорошее, ходили и попрошайничали в деревне: «Матка, дай яйко, матка, дай, шпик».
Мне папа рассказывал, когда его гоняли работать на аэродром, поставили его работать на кухню. Немецким лётчикам давали хлеба по два кусочка, которые были, завёрнуты в бумагу, из под шоколада, а также суп – баланду и овощи сухие. А вот шоколад, сладости давали вволю. Папа тихонечко, сладости воровал, чтобы нам шоколад принести.
Жили мы некоторое время в лесу, вырыли землянки. Помогали друг другу пережить это трудное время, мы были соседи и родственники друг другу. Анна Лебедева и Тихомирова — родные сёстры и Казина (Ванина мать), родная сестра моей бабушки.
Местным жителям немцы давали пропуска (немецкие паспорта) и мама ходила в Загорье к дедушке с бабушкой их проведывать. У дедушки была лошадь и свинья. И мама хотела привязать лошадь, чтобы поела, пока нет бомбёжки. Откуда, не возьмись, прибежал во двор немец, схватил повод. А у дедушки была телега наложена, немец крикнул ему: «Уходи». Немец маму ударил, свинью забрал, и лошадь отобрал. Немцы, когда убегали всё хватали, были очень злые.
Когда немцы ушли, пришли русские. Стали строить аэродром. Пеганова Лидия Алексеевна рассказывала, что в их доме жили три девушки — лётчицы. Вскоре и русские ушли.
За Морозовым огородом стояло море самолётов, и немецкие, и русские. И мы дети бегали к ним и играли, все мы были лётчиками. Мы называем бункер, а немцы называли компаньер, они загоняли туда скот и затягивали сеткой. А мы играли в прятки в этих бункерах.
Аэродром остался бесхозным. У немцев было вымощено плахами около 2,5 километра, вся взлётная полоса. Все, кто смог поехали за плахами, у кого конь, у кого тележка, стали таскать домой материал, разбирать немецкие бараки. Был, как муравейник, где все работали с утра до вечера, таскали материал.
Что топилось, что строилось, разобрали весь аэродром. И это было очень опасно и страшно, всё было заминировано, один мальчик из деревни Затрубье подорвался. А что делать, ведь жить надо, люди остались без ничего, ни кола, ни двора, ни коня.
Земля у нас была в Лебедах и в Загорье, а обрабатывать её было некому и нечем. Дедушка и Прасковья были здесь. Тётя Лиза, старшая была в эвакуации. С Армии никто ещё не пришёл. Нашим приходилось ездить и туда и сюда.
Папа попросил у кого-то лошадь. За дорогой, где сейчас шоссе, в то время, где были леса давыдовских и загорских называли то место Руда. Папа уехал пилить лес, а в это время Загорье разбомбили. Едет назад домой, а навстречу ему лошадь с телегой, смотрит и глазам не верит, а это наша лошадь. Он мужику на лошади: «Это моя лошадь». А тот в ответ: «Была ваша, стала моя».
С армии первым пришёл мой крёстный, папин брат Володя, женился на Марии Фёдоровне. С эвакуации приехала бабушка. Приехала и говорит: «Иван, у Вас будут организовываться колхозы, думайте, как будете жить». Когда колхозы стали организовывать, в деревне была шокотерапия. Все боялись колхозов. Приехал уполномоченный и стали ходить по домам. Байковы зачем-то в это время уехали в город Печоры. Пришли к тёте Саше Байковой, а хозяина дома нет. Дали ей бумагу, говорят: «Подписывай». Она отказалась, и её посадили в подвал, закрыли и ушли. Приехал муж Никита с Печор и жену освободил.
В апреле 1949 года в деревне образовался колхоз (артель), был назван имени Калинина. В каждой деревне была своя артель.
Первым председателем был выбран Костоправов Алексей Михайлович (1912г). Бухгалтером была назначена Ольга Васильевна Казина (1922г.), она недавно приехала с эвакуации, была грамотная. Председателем народного контроля был выбран Каморин Иван Ильич (1897г.) Мама, Шувалова Надежда Михайловна стала уборщицей в конторе, на одной половине дома мы жили, а на другой половине была контора.
В первые годы, образования колхоза, жить было очень трудно. Лошадей было много, стояли в хлеву у Шуваловых, Тихомировых, у Пегановых. Зима наступила, кормить их было нечем, собирали у жителей деревни, христоради. Всё сено отдали в колхоз. Лошадь обессилевала, собирали всю деревню и её поднимали лошадь вверх, и привязывали. В первую зиму много лошадей погибло.
Когда наступила весна, лошади кое-как царапали травку. Начали ездить к реке, покупать сено с Обозерья, с Эстонии. Свиньи стояли в Шуваловом гувне, за ними ухаживали Ольга Михайловна Пеганова и Мария Cмирнова.
В 1956-1957 годах тем жителям, которые жили на хуторах стали предлагать вернуться в деревни. Семьи Павла Ивановича Клемнева, Ивана Ивановича Клемнева, Степана Алексеевича Трофимова взяли ссуду на строительство, им был выделен лес, и они стали строить дома в деревне.
Стали создаваться в районе МТС. Поля стали обрабатываться тракторами, вначале это были гусеничные трактора. В МТС пошли учиться на трактористов Алексей Белявский, братья Николай и Михаил Клемневы, Николай Тихомиров.
